Технология проклятий

Только одна фигура не изменилась в волшебном свете, не металась призрачным огоньком. Колдун казался вытесанным из глыбы абсолютного мрака, черным пятном на картине буйства алого пламени. От его ног начал струиться белесый туман, окутывавший его фигуру клубящейся дымкой.

– Приди,– выдохнул колдун,– приди, проклятый и забытый! Мы помним тебя, твоя Мощь нужна нам. Нам нужна Жертва,– его слова разорвали равновесие Сил. Хлынувшие вниз потоки энергий затопили дом. За окном пронесся душераздирающий вой, скрежет невидимых когтей и треск ломающихся деревьев. Вспыхнувшие молнии вырастали из земли, стремясь поразить небеса. Их огненный шатер отделил дом от остального мира. Древние Силы пробуждались.

Молнии, собравшиеся в пучок, пронзили центр кружащихся облаков. Ответный стон потряс мир. В неистовстве небо обрушило всю свою силу на землю, дерзнувшую бросить вызов небесам. Тучи почти легли на лес, осыпая его ударами молний.

Внезапно водоворот туч распался, и сквозь сорванную крышу вниз взглянул исполинский глаз.

– Да,– простонал колдун,– дай нам Жертву.

В нескольких километрах от города возничий, чувствуя, что не удастся уйти от грозы, начал исступленно нахлестывать лошадей.

– Зачем ты так гонишь эти несчастные создания?– пропел голосок хозяйской дочки из кареты.– Неужели ты так боишься промокнуть?

Ее смех мог заставить улыбнуться умирающего нищего, но возничему было не до этого. Страх сжимал его сердце ледяными когтями, шептал над ухом: “Не уйдешь! Поздно! Поздно...”

Видя, что возничий не отвечает, девушка недовольно нахмурилась. Она не привыкла к тому, что ее обаяние оставляет кого-то равнодушным. Конечно, неприятно промокнуть под дождем, но ничего страшного, кроме ветра и туч не было видно. Дорога с позапрошлого года была очищена от бандитов, и, разве что, была несколько угрюма из-за отсутствия поселений. Теперешний путь не шел ни в какое сравнение с дорогой в королевский колледж три года назад. Она ощущала себя старой и повидавшей жизнь. Годы в столице, проведенные вблизи величия двора, сильно изменили ее. Сейчас она была почти расстроена, что опасности дороги не доставляют ей никаких новых ощущений.

– Это проклятое место!– сумел, наконец, выговорить возница. Это давало девушке прекрасную возможность повеселиться, но почему-то при этих словах мороз пробежал по ее коже. Слепая вера другого человека может поколебать любое умственное убеждение. Страх в голосе этого серого мужика был ей раньше неведом.

– Какие глупости, сейчас не Темные Века, а радиационный фон здесь, да и до самого города в норме.– Она знала, что обычно проклятыми называют пораженные места, но что-то ей говорило, что радиационный фон тут совсем ни при чем.

Возница ничего не ответил, скорее всего, просто не услышал ее. Он продолжал гнать лошадей так, словно от этого зависела его жизнь. Грохот копыт по высохшей земле отдавался в голове тем же голосом: “Поздно! Поздно! Поздно!”

Хозяйке пришлось смириться с этим, она лишь покрепче ухватилась за сиденье. Лошади почти понесли, чувствуя, как нечто могучее и враждебное переводит на несущуюся во весь опор коляску взгляд.

Долго дуться ей не пришлось. За черной стеной леса взвились (да, именно взвились, снизу вверх,– успела удивиться она) молнии, последовавший за этим раскат грома испугал лошадей. Они рванулись в сторону, переворачивая легкую карету. Кучер поднялся во весь рост, в тщетной попытке остановить напор обезумевших животных. Ржание лошадей заглушалось раскатами грома неиствовавшей грозы.

Девушка не успела испугаться неминуемого падения, когда в облаках ей почудилась гигантская рука, тянущаяся к переворачивающейся коляске. Чудовищные когти сомкнулись на ней, закричал и сразу захлебнулся кровью возница, разлетелось в щепки дерево коляски. Ее закружило и понесло в вихрящейся трубе.

Рассеявшийся дым выбросил ее посреди комнаты, залитой кровавым светом. Небо над проломленной крышей комнаты пророкотало:

– Я доставил тебе Жертву. Но берегись содеянного, берегись будущего, берегись любви и ненависти. Прощай.

Девушка пыталась вырваться из цепких лап черного тумана, опутавшего ее, но не могла ни пошевелиться, ни отвести взгляда от опускавшегося к ее груди пламенеющего клинка.

Последнее, что она увидела в жизни — искаженное лицо женщины, вонзающей в ее обнаженную грудь нож. Потом кровавое пламя вырвалось из ее груди и стерло ее из мира живых.

Victims. Смерть деда(П).

Приближение праздника Соприкосновения наполняло дом суетой, пытавшейся выглядеть респектабельной неторопливостью, но все равно прорывавшейся смехом и веселым блеском глаз. Праздничное шествие должно будет показать единство всех жителей города, но, что там ни говори, большую часть денег на оплату угощений и праздничной иллюминации города выделила Семья. Следовательно, она должна была участвовать в шествии демократично, но с достоинством. Отец и дядя готовили небольшую приветственную речь, то и дело бегая к деду за уточнениями. Они волновались, словно мальчишки, так как дед в этом году напрочь отказался от участия в празднике, заявив, что “пора дать дорогу молодым”.

Сэм сидел в тихом углу коридора, стараясь не попадаться отцу на глаза. Ему вовсе не хотелось лишиться участия в празднике из-за того, что отцу не понравится его широкая, до ушей, улыбка. А не улыбаться Сэм не мог — уж больно забавно выглядел отец в роли школьника с перемазанными чернилами губами. Ему самому частенько доставалось за привычку грызть ручки, но заметить подобные прегрешения у старших считалось еще большим проступком.

Наконец, деду надоела эта беготня, и он отправил сыновей что-то переделывать капитально. Во всяком случае, отец с дядей исчезли в кабинете и не появлялись уже полчаса. Сэм потихоньку выбрался из своего угла и направился к кухне. Стоявший в конце коридора охранник чуть скосил в его сторону глаза, но не подал вида, что его заметил. Это был Джейк, и Сэм не сомневался в его нейтралитете. Джейк никогда не разоблачал его мелких правонарушений и с уважением относился к его праву не делать уроки. Самым странным при этом было то, что как раз делать уроки в его присутствии было лучше всего, так как однажды Джейк признался в том, что жутко раскаивается в своей необразованности. И его молчаливое присутствие давало необходимое настроение для учебы.

Сейчас же Сэм с удовольствием представил себе, как будет уплетать “неудачный” пирожок, только что вынутый из духовки. Кухарка всегда делала вид, что не замечает его присутствия на кухне, но неизменно выкладывала на стол всякие вкусности, приговаривая при этом, что вот, мол, пригорел пирожок, придется выбросить. Ни получить пирожка, ни дойти до кухни Сэм не успел.

Из каминного зала раздался глухой звук падающего тела. Сэм вряд ли бы обратил на это внимание — в камине часто осыпались дрова — если бы Джейк не сорвался со своего поста и не бросился к тяжелым дубовым дверям. Распахнув их (Сэму для этого потребовалось бы изо всех сил упереться обеими руками), он застыл на пороге. Затем охранник сделал то, о чем Сэм только слышал. Видеть такое Сэму не приходилось. Джейк сорвал с шеи свисток и в доме раздался сигнал тревоги.

При этом сигнале Сэму полагалось бежать в подвал и забиваться в специальную комнату, где он будет в безопасности, пока охрана берет под контроль ситуацию. Но все это было словами, а сейчас что-то произошло в каминном зале, где смотрел на огонь его дед! Он подбежал к Джейку и заглянул в распахнутую дверь.

На мгновение его дыхание перехватило. В трех шагах от своего любимого кресла лежал ничком дед, а над ним склонился охранник из восточного коридора. Он что-то нащупывал на руке лежащего, затем поднял голову и встретился с Джейком взглядом. В его глазах застыло такое потрясенное выражение, что Сэм не выдержал. Он бросился прочь, навстречу спешащей охране и слугам.

Через час его нашли в комнате в подвале, совершенно обессилевшего от плача. Семейный врач с тревогой потрогал его холодные руки, дал успокоительное и велел уложить в согретую постель. Сон пришел не сразу, странный холод и пустота давили на него, не давая уснуть.

Victims. Смерть деда (M).

Он чувствовал странное возбуждение. В первое мгновение сделанное им самим заставило его содрогнуться. Но теперь, когда порыв ушел, он ощущал пьянящее чувство наполнения силой. Сила никак не проявлялась внешне, она бродила где-то в глубине его тела, переливаясь из клетки в клетку, обещая дать большее. Необъяснимое предчувствие заставляло трепетать каждый мускул его тела, каждый нерв.

При всем наслаждении и новых ощущениях разум не расслаблялся, ничто не ускользало от его пристального внимания, все происходящее становилось видимым каким-то особым, новым способом. Ни одна проблема не могла остаться неразрешенной, работа мозга — отточенная, яркая и безошибочная — тоже дарила наслаждение.

Этого не могла предвидеть ведьма. Давая ему шанс приобщиться к Силе, она сама не понимала всей ее природы. Ведьма видела только физическую сторону Силы, близкую к ее животному “я”. Он же сможет не только приносить разрушения. Ему станут подвластны умы и сердца людей. Он объединит людей вновь, и великолепие прошлого восстанет из радиоактивного пепла.

Но не сейчас, не сразу. Пока он не овладел и крупицей Силы. Сначала надо добиться всего, что можно постичь с помощью ведьмы. Он сможет обмануть ее, ведь ей недоступна глубина его мысли. Она даст ему все, что имеет... Все, что имеет... Даже себя!

При воспоминании о ее гибком теле, упругом и словно налитым женским естеством, он скрипнул зубами и застонал. Может быть, он не станет спешить облагодетельствовать человечество. Цивилизация не даст ему того, что сможет дать тело этой ведьмы — женщины и хищницы — смертельно опасной и безумно привлекательной. Да. Сперва он насладится ею и ее животной Силой, а затем пойдет путем Разума, отшвырнув ее со своей дороги.

Да, дикая, неконтролируемая Разумом Сила может привести к беде. К счастью, на его лице застыла маска скорби, и его стон был принят за выражение преданности. Он сделал вид, что смущен проявлением своих чувств и удостоился теплого взгляда. Черт возьми, первая жертва еще не отдала ему всей своей Силы, а он уже так распустился.

Сознание убийцы сосредоточилось на том, вокруг чего постоянно вертелись его мысли — на самом убийстве. Ведьма все рассчитала верно. Идеальное магическое убийство совершено с помощью техники!

Пунктуальность, доходящая до идиотизма, стала причиной смерти главы Семьи. Кресло возле камина было расположено в строго определенной и постоянной точке. Ничего не стоило разместить три направленных гипнотических излучателя так, чтобы голова старика попала в перекрестье их лучей. Убийца с трудом сдержал сардоническую усмешку. Достаточно было, чтобы старик на несколько секунд отключился. Ха! Удар его хватил! Ультразвуковой скальпель, настроенный на глубину нескольких сантиметров и точные указания, в каких местах надо сделать надрезы. И все. Мозги старика превратились в кашу.

Удивительно другое. Как он смог вскочить с кресла, когда включились гипнотические излучатели? Ведь его нервная система уже не могла управлять телом. Вот загадка для его ума, а не для набравшейся чужих знаний ведьмы. Что произошло, было, в общем–то, понятно. Сработало гипнотическое внушение, сделанное старику для обеспечения безопасности. Это ясно. Но куда бросило его это внушение? Какой цели он тщетно пытался достичь?

Надо тщательно осмотреть каминный зал. И еще одно. Где ведьма хранит свои книги, из которых черпает свое могущество? Ждать, пока она поделится крохами знаний, невыносимо. Да разве она может систематизировать все? Нет. Нельзя спешить, она сейчас сильнее его. Надо ждать. Убийца постарался думать о чем-нибудь другом.

Человек в постели был еще жив. Судорожно вздымающаяся грудь и хриплые вздохи говорили о том, как цепляется за жизнь это высохшее тело. Сила этого старика вызывала восхищение. Он передаст ему больше энергии, чем могла предугадать ведьма. Ноги и левая рука лежащего были парализованы, а умирать он пока не намеревался. Ну что ж, можно ему в этом помочь.

Убийца начал концентрировать свое сознание, как учила его ведьма. С виду просто похотливая и недалекая кошка, она произносила отточенные округлые фразы, словно читала по книге. То ли она умнее, чем кажется, то ли просто выучила все наизусть. Скорее второе. Так. Посторонние мысли — прочь. Он с усилием отогнал образ белеющей в темноте наготы. Стер мысли о лежащей перед ней жертве, о последствиях его преступления.

Ничего, судя по состоянию старика, он доживет до тех пор, пока еще одно бдение не выпадет на долю убийцы.

Victims. Заказ на проклятие.

Мгновение, которого она ждала (и жаждала) так долго, не принесло ей удовлетворения. Ненавистные лица растаяли в огне ее Мощи, уйдя в небытие вечного сна, но не доставили ей никакой радости. Все мысли ее былых мучителей были сосредоточены на терзавшей их боли. Дарса не была уверена, что они хотя бы узнали ее, не говоря уже о том, чтобы проникнуться мыслью о неотвратимости мести из прошлого. В глубине души она подозревала, что они не узнали ее просто потому, что она заняла в их жизни и мыслях слишком мало места. То, что она им принесла — быстрая, хотя и мучительная смерть — лишило их от жизни, только и всего.

Она не понимала, зачем колдун подобрал ее, зачем спас и обучил Искусству, зачем он погиб от ее руки и зачем не мстит ей из могилы. Дарса старательно загоняла такие мысли в глубину души, на пепелище, оставшееся от выгоревшей до конца ненависти. Она не могла убедить себя, что колдун просто нашел себе наложницу. Он смотрел на нее и ласкал шелк ее волос, но ни разу не дал понять, что хочет ее.

Колдун ( она даже мысленно избегала называть его по имени ) был такой же неотъемлемой частью жизни города и всего графства, как и сам граф или церковь. Церковь вела себя так, словно колдуна вообще не существовало на свете, хотя и обращались к нему за помощью. Один единственный человек представлял собой политическую силу. Он рассказывал ей о хитросплетениях интриг, но она мало что вынесла из его рассказов — убив человека нельзя просто занять его место. Судя по его словам, молодых женщин и мужчин, обладающих Силой было предостаточно, но они не смели ничего предпринять. О том, как церковь относилась к ведьмам и колдунам, она знала и сама. Ей вовсе не хотелось стать одной из тех визжащих в костре туш, что по нескольку раз в год погибали с соизволения и по велению церкви.

Итак — проблема в том, чтобы нуждающиеся в услугах ведьмы узнали о ее существовании, а власти и церковные ищейки не стали бы докучать назойливыми расспросами. Это, конечно, противоречие, но для решения противоречий и существует магия.

Это было настолько страшно, что она чуть не сбежала, бросив все, что забрала. Успокоиться ей удалось только отойдя от дома на приличное расстояние. Сердце ее учащенно билось, и нахлынувшие воспоминания заставили глаза увлажниться. Она оглянулась.

Дом стоял в лучах полуденного солнца, от него веяло теплом и домом. Она почувствовала, что никогда не сможет забыть проведенные там дни и никогда больше не подойдет к нему. В окнах мелькнула тень. Может, обнаглевший демон, а может, и бродяга. Нет, она никому не позволит осквернять это место. Сила легко плеснулась в ней.

– Кто бы ты ни был, сгинь из этого дома!– голос ее прогрохотал небывалой мощью.– Это не место для нечистых!– Удар ее магии застлал небо кровавой тенью. Она осторожно свернула лес вокруг дома и навсегда запечатала его в своем сознании. Кроме нее, никто не сможет найти это место, вечно блуждая вокруг и не находя его.

Она резко развернулась и пошла, не оборачиваясь, прочь. За ее спиной марево разошлось, открывая пустую поляну. Дом исчез из этого мира.

Через некоторое время на поляне заплясали голубые молнии, вырисовывая круг на примятой траве. Резкий треск оборвал эту пляску и на поляне возник улыбающийся человек. Он весело тряс головой в притворном удивлении и хлопал руками по бокам.

Придя в свое мрачное жилище, ведьма начертила на грязном полу необходимые символы, выпила приготовленный по книге колдуна отвратительный отвар, разделась и встала лицом к заходящему солнцу. Клинок, пронзивший во время посвящения грудь молодой девушки, послушно лег в протянутую ладонь.

Дарса медленно, давая энергии протекать ровно и сильно, начертила перед собой знак, зеркально отражающий рисунок на полу. Линии на грязных досках теперь излучали мерцающий свет, окружающий ведьму огненным покрывалом. С кончика клинка срывались капли огня, собирающиеся в плотные жгуты света. Внутренний взор ведьмы ясно различал, как собранная ею энергия собирается вокруг парящих в воздухе знаков, принимая необходимую форму и послушная ее воле.

Теперь самое главное. Она отшвырнула пылающий нож, который метнулся в сторону и, как живой, укрылся в висящих на стене ножнах. Ведьма развела руки в стороны и обхватила плавающий перед ней символ, словно тот был реальной вещью. Подчиняясь ее воле и дарованной ведьме власти, тот медленно повернулся, направляясь в сторону города.

Сосредоточение достигло предела. Мысленно представив себе главную площадь города, однажды виденную ею с помоста палача, она соединила две точки. На мгновение перед ней мелькнул фонтан в центре площади, барельефы на стенах окружающих площадь домов. Далекое и близкое слилось. Начертанный в воздухе знак неуловимым прыжком переместился в пространстве. Став невидимым вдали от своей создательницы, он взорвался, неся мириады собственных подобий всем жителям округи.

Все, хоть сколько-нибудь причастные к Искусству или обладающие даром от рождения, тревожно прислушались к чему-то неслышимому. И все без исключения вдруг неведомо откуда узнали, что в лесу живет ведьма, к которой можно обратиться за помощью, но болтать об этом ни к чему.

Неуловимое дуновение ветра отметило приближение духа. Тело погибшей под ножом жертвы начало гнить, но ее душа не могла найти успокоения. Ведьма начинает искать работу? Хорошо. Пусть обслужит нескольких клиентов. Спешка в теперешнем состоянии ей ни к чему — дух, говорят, бессмертен. Только бы эта бесстыжая шлюха поменьше размахивала ножом. Он и теперь мог причинить ей боль.

Жизнь потихоньку налаживалась. Применяя Силу, она испытывала удовольствие и одновременно получала деньги. Дарса смогла подправить разваливающийся дом, запастись некоторыми безделушками о которых давно мечтала и, конечно, оборудовать комнату в полном соответствии с людскими представлениями о обиталище ведьмы. Вся эта чепуха, вроде витых свечей, черепов и связок сухих летучих мышей вызывала у нее лишь смех, но производила должное впечатление на клиентов. они больше не вытягивали презрительно лица при виде щелей в стенах. Ковры и низкие кушетки свидетельствовали о том, что ведьма процветает. Да и сама ее вызывающая внешность ошеломляла. Один пылкий юнец клялся в том, что ему больше не нужен любовный эликсир, а только она одна.

От приятных размышлений ее оторвал звук бесцеремонно распахнутой двери. Дарса томно подняла глаза на вошедшего, давая себе время сосредоточиться и выбрать правильную роль. На лице вошедшего не отразилось ни единого следа эмоций. Он ровным шагом прошел к одной из кушеток и уселся на нее.

Дарса с интересом разглядывала его. Высокий стройный мужчина определенно не походил на обычных ее клиентов. На волевом лице читалась привычка повелевать, и выглядел он в окружающей мишуре весьма странно.

– Что привело сюда столь уверенного в себе человека?– нарушила она затянувшееся молчание. Про себя она уже решила, что не станет больше упорствовать в своем одиночестве, если он на этом настоит. Его глаза оторвались от разглядывания обстановки и остановились на ней. Ведьма почувствовала, что ею овладевает возбуждение.

– Я узнал, что вы пользуетесь популярностью и обладаете настоящей Силой.

Его глубокий голос заставил Дарсу задрожать:

– Да, это так.

– Я узнал о вас, послав нескольких своих людей в этот город. Меня заинтересовали некоторые отклонения от задуманных мною событий. Сообщение было бы даже забавным, если бы не было совершенно точным и подтвержденным. К тому же то, что ваши клиенты ни словом не обмолвились о своих визитах к вам, указывает на действительно мощную Силу.

Дарса не особенно испугалась того, что о ней смог узнать человек, не попавший под власть чар, но упрекнула себя за то, что при составлении зазывающего заклинания не учла наличия проницательных людей и частных ищеек. Сидящий перед ней мужчина стал для нее еще более привлекательным. Исходящая от него сила не была магией, но от этого не была слабее.

– Так в чем же заключается ваше дело?– спросила она более деловым тоном. Человек перед ней не был страшен хотя бы потому, что собирался воспользоваться ее услугами.

– Я не собираюсь предъявлять вам претензии за нарушение моих планов — вы ведь не подозревали об их существовании. Но у меня есть к вам и дело. Меня не интересуют способы, которыми вы добиваетесь успеха. Я никогда не скрывал своих намерений — я хочу, чтобы Семья погибла.

Дарса подняла приопущенные веки и взглянула ему прямо в глаза.

– Да, я знаю, это очень сложно. Я уже предпринимал несколько попыток, в том числе и магических. Трупы всех моих наемных убийц были развешены на виселицах за городом, а нанятых магов постигла еще более страшная участь. Вы не сможете отказать мне, не сможете и заставить меня позабыть об этом визите или убить — несколько моих верных друзей покаются исповеднику в этих случаях.

Дарсе стало не по себе от этих жестоких и холодных слов. Она слышала от колдуна множество историй о Семье, о ее пороках и достоинствах, о множестве ее друзей и врагов, но никогда не могла себе представить, что попадет в гущу событий, связанных с ней. К тому же колдун был как бы хранителем Семьи и совершать последнее предательство Дарсе не хотелось. Сидящий перед ней мужчина больше не привлекал ее.

– Не думай, что я просто шантажирую тебя. Я плачу золотом.– Он поднялся и поднял с пола тяжелый кожаный мешок. Золото тяжело ударило по столешнице.– И не пытайся бежать. Мои люди отыщут тебя. Если же ты победишь, то будешь придворной колдуньей новой империи.

От его смеха ей стало не по себе. Хлопнувшая дверь отделила ее от мира, полного злобы и ненависти. Золото манило ее, обещая освобождение от забот и другие страны, теплые и ласковые.

History. Встреча СК и ведьмы.

Тунг–горшечник никак не мог понять, что же произошло. Он бесцельно бродил по пепелищу, изредка вытаскивая из горячей золы черепки, и не обращая внимания на дочь, тянущую его за рукав. Пожар начался под утро, когда семья уснула после праздничного застолья. Праздник середины осени стал последним для его жены, двух сыновей и старика–отца. Хмельные соседи не смогли толком помочь и все выгорело до тла.

Обвалившаяся крыша развалила печь для обжига и превратила последнюю партию горшков в черепки. Все, чем он жил и что имел, пошло прахом за одну ночь. Деньги превратились в бесформенный комок серебра, да и не так уж много их оставалось перед ежегодной ярмаркой. А теперь и товар, и лошади, и все инструменты исчезли. Он не мог остановиться, потому что в ушах продолжал звучать безумный крик жены, погибшей в огне.

Вид дочери, пытавшейся его утешить, терзал Тунгу сердце. Кто возьмет в жены дочь нищего. Если бы он был молод! Так, как был молод, когда только начинал заниматься своим ремеслом. Он прекрасно понимал, что снова начать дело ему не по силам. Никто не даст пожилому горшечнику в долг на новое обзаведение. Ближайший город прекрасно справится с доставкой своего товара. Горшки Тунга славились особой формой и замысловатыми рисунками, но никто не даст ему денег только в память о красивом горшке.

Он уже чувствовал, как соседи стараются держаться от него подальше, чтобы не пришлось отказывать ему в деньгах. Он не мог на них сердиться — разве не был он и сам уверен, что ему больше не подняться?

Работа нашлась. Один из фабричных мастеров попал под колеса телеги, развозившей глину, и был раздавлен насмерть. Радоваться чужому горю Тунг не умел, но не смог и посочувствовать. Свои невзгоды сломили его, он сгорбился и ему не суждено было распрямиться до самой могилы.

Теперь Тунг сидел на неуклюжем табурете и изо дня в день изготовлял на гончарном кругу одинаковые посудины. Сначала они отличались от чужих особой, “тунговской”, формой, но незаметно превратились в подобие остальных. Трое его соседей по комнате были неразговорчивы, хмурясь собственным бедам. Это сначала отвечало настроению самого Тунга, которому не хотелось открывать перед кем-нибудь душу, а затем превратилось в изощренную пытку. Нависшее молчание подчеркивалось скрипом гончарных кругов и шлепками глины.

Низкое окошко давало мало света, он начал замечать за собой, что плохо видит. Спина от долгого сидения начала болеть, Тунг простудился, надсадно кашлял, но продолжал работать и весной тихо угас.

Дарса восприняла смерть отца как-то легко. Отец смог чудом пристроить ее служанкой в дом владельца фабрики, и она старалась скрыть жгучий румянец, заливавший ее щеки при виде хозяйского сына. Не ведавший работы и округло выражавшийся парень и вправду был хорош. Его темные глаза, вьющиеся волосы и мягкий голос могли бы смутить и более искушенную.

Огромный каменный дом, красивая одежда и позолота, хотя и не принадлежащие ей, образовали для нее новый, сказочный мир. Отец оставался в мире старом, темном мире, где были тяжелый труд и “грубые” развлечения, где новое платье или брошка означали бессонные ночи и мозоли на руках. Не то, чтобы она разлюбила отца, просто она ощущала себя такой далекой, словно фея из царства грез, спустившаяся к усталому труженику.

Только на похоронах отца она поняла, что осталась совершенно одна. Зарытый в маленькой неглубокой могиле, отец ушел от нее навсегда. Тоскливое выражение безнадежной усталости, застывшее на его лице, было последним, что она видела. Она, конечно, верила в загробную жизнь, но отец, лежащий в плохо обструганном гробу, не походил ни на ангела, ни на грешника. Всем своим видом он отрицал, что его что-то еще ожидает, кроме суровой в своей конечности смерти.

Такой, безутешно рыдающей в своем закутке, нашел ее Он и утешил, как мог.

Через три дня хозяин вызвал полицейских и обвинил ее в краже и легком поведении. Трое угрюмых рабочих подтвердили, что давали ей деньги в уплату за доставленное удовольствие и что она пыталась и их склонить к кражам в доме хозяина. Да такие обвинения из уст уважаемого гражданина и не нуждались ни в каких свидетелях.

Принц уехал на неделю на охоту.

Дарса с ужасом ожидала первого удара кнута. Она прекрасно понимала, что ее ожидает смерть. Это было так страшно, что ей хотелось умереть самой, лишь бы не выносить это бесконечное ожидание.

Приговор был прост и гласил: “Пятьдесят плетей или десять золотых с запрещением появляться в любом из восьми городов графства”. Десять золотых! Эта сумма была предназначена для подтверждения тяжести ее преступления. Никто не верил, что ее подвергают наказанию за кражу. За такой мелкий проступок не требуется уплатить ДЕСЯТЬ ЗОЛОТЫХ!

Толпа на площади глядела во все глаза. Такую преступницу не часто увидишь. Надо закоренеть в грехе с детства, чтобы удостоиться выкупа в десять золотых. Да и есть на что поглядеть: уж больно заманчивая пышечка эта мерзавка. Золотые волосы и невинное личико — нас не проведешь! Пятьдесят плетей тоже говорят сами за себя.

Чтобы забить насмерть достаточно двадцати, а если постараться, то и дюжины. К тому же, поглядите, кого назначили исполнять приговор — не он ли на спор перешибает кнутом жердь в три пальца толщиной. Здоровенный детина неторопливо размотал висящий на плече кнут. Толпа отозвалась восторженным ревом. Да, в нашем графстве никого не казнят, но, если человек не выдержит парочки “горячих” — кто виноват?

Палач начал раскручивать кнут над головой. Мускулы на его груди и руках играли, он наслаждался своей силой и обожанием зрителей. Он поспорил со своим собратом по работе, что убьет девушку с трех ударов. Придется раскручивать кнут перед каждым ударом и бить с оттяжкой.

Судебный чиновник, казавшийся еще более мелким и сморщенным на таком фоне, прокричал приглашение внести залог за преступницу. Шутку встречали хохотом каждый раз — по закону необходимо было выкрикнуть эти слова десять раз. Но это начинало надоедать, и чиновник махнул рукой палачу, отскакивая в сторону, чтобы, не дай бог, не попасть под смертоносное оружие.

Палач сделал последний замах — нельзя долго крутить кнут — иначе не хватит сил на все пятьдесят ударов.

Дарса по реву толпы поняла, что сейчас последует удар и до крови закусила губы. Она не закричит, она не доставит этим ублюдкам такого удовольствия. До последней минуты она надеялась, что прискачет красавец на белом коне и освободит ее. Но вместо звуков сражения раздался звон рассыпающихся по настилу монет в наступившей глубокой тишине.

Она, уже почти переставшая верить, чуть не рассмеялась от счастья — какая глупенькая, зачем ЕМУ отбивать ее силой! Ведь сказочный принц сказочно богат!

— Ты прокричал послание только девять раз, крыса,– прозвучал громкий низкий голос.– Это будет стоить тебе места и пяти плетей.

Смех, последовавший за этими словами, был ужасен. Он не принадлежал ее мечте. Она раскрыла глаза.

Прямо перед ней возвышалась фигура в темном плаще. Под широким одеянием угадывалось мощное телосложение и недобрая сила. Низко надвинутая шляпа скрывала лицо, но по реакции толпы она поняла, что человека узнали. Дарса не могла скрыть дрожи ужаса, пробежавшей по телу. Желтые глаза угольно–черного жеребца словно смотрели ей в самые глубины души. Завороженная этими глазами она не пошевелилась, когда незнакомец легко спрыгнул с коня и одним взмахом кинжала разрубил связывающие ее веревки.

Толпа безмолвствовала. Палач отступил в сторону, потирая руку, из которой впервые в жизни был выбит кнут. И не чем-нибудь, а маленьким мешочком с монетами. Без колдовства не обошлось. Сильный человек ощущал себя словно кролик перед удавом. Он не знал, как себя вести и решил на всякий случай выслужиться.

Палач повернулся и схватил за шиворот судейского. Тот затрепыхался, словно пойманная рыба — ему уже представлялось, как он получает пять плетей. Колдун мрачно улыбнулся в ответ на заискивающее выражение на лице громилы.

Он накинул на потерявшую сознание Дарсу плащ, легко подхватил ее и его конь легко унес обоих седоков.

Victims. Сумасшествие мачехи. (П)

Сэм переживал смерть деда в одиночестве. Последние слова главы Семьи были непонятны и страшны. Мальчик заметил, что они произвели впечатление даже на стоящего у изголовья охранника. Рассказываемые дедом занимательные истории о колдовстве и жутких ритуалах вдруг превратились из сказок в темную реальность, стучащуюся в окно спальни. Сэм не мог заставить себя поделиться с кем бы то ни было теми словами, что прошептал ему дед на ухо, как не мог и забыть тянущуюся к нему иссохшую руку деда, напоминавшую о картинках в страшных книжках.

Похороны ненадолго всколыхнули темный воздух постаревшего поместья. В доме поселилось проклятие. Сэм ощущал его и ... молчал. Бродившие по дому мрачные тени ничем не напоминали обычных домочадцев. Соболезнования, переданные графом в самой любезной форме, вызвали у отца лишь болезненную гримасу. Фигура нового главы Семьи вызывала ужас. Печать рока легла на его лицо и во всех его поступках сквозила безысходность.

Сэм любил отца, несмотря на отдаленность, вызванную его новой женитьбой, но сейчас он боялся даже приблизиться к нему. В таком состоянии он отца не видел никогда. Трепка, заданная ему накануне праздника, сейчас казалась чуть ли не приятным воспоминанием. Тогда отец был живой...

Его отец сам чувствовал себя нехорошо. Навалившиеся обязанности главы Семьи вовсе не были приятным времяпровождением. Брат, на помощь которого он привык всегда рассчитывать, внезапно отдалился и стал кем-то подчиненным, стоящим наравне с приближенными слугами. Он чувствовал, что сразу постарел, став копией умершего, только с меньшим числом морщин и более широким в плечах.

Сэму вовсе не нравилось происходящее в доме. Зачастившие к отцу типы из семейной службы безопасности оставляли за собой запашок смерти. Такая внезапная смерть главы Семьи породила волну недоверия и ответных мер по отношению к врагам. Мальчику не очень–то полагалось задумываться о таких вещах, и он старался не давать повода для внимания. Ему казалось, что зло, опустившее крылья на Семью, не материально. Искать врагов надо ближе, не среди людей, а среди смерти, распространившейся вокруг.

Он угрюмо сидел в своей комнате и учил уроки. Развеять предчувствия, неподходящие ему по возрасту, не мог никто. Дядя относился к Сэму подчеркнуто ровно, проявляя минимум необходимых родственных чувств. Слуги вообще смотрели на него как на молодого хозяина и на вопросы отвечали вежливо, но односложно. Поэтому он и заперся. Это позволяло уйти от проявляемого искоса внимания и отвлечься от пронзительно тоскливых звуков музыки, несшихся из покоев мачехи.

Он почти не помнил матери и не стремился обсуждать ее с кем-то. Ему вполне хватало образа, сохранившегося в его памяти, чтобы любить ее и отдавать ей свое почтение. Появившаяся вскоре после ее смерти женщина сначала попыталась занять ее место и в сердце Сэма, но быстро оставила эти попытки, скорее из-за собственного безразличия, чем из-за сопротивления мальчика.

Мачеха обожала весьма странную музыку и оборудовала в своих комнатах настоящую студию, где и проводила большую часть времени.

Уроков Сэму было задано много — учителя старались занять его время — и именно поэтому закончились очень быстро. Просто сидеть и слушать тоскливый вой из мачехиных динамиков Сэм не мог и поэтому отправился в свое любимое кресло возле поста Джейка. Тот очень редко заговаривал с ним, да и то не на посту. Но Сэму и не хотелось разговаривать. В присутствии гранитного охранника ему почему-то становилось тепло и уютно.

Анзилла лежала на мягкой кушетке. Черная туча, окутавшая разум, с каждым днем становилась все темнее. Ей не становилось легче даже от звуков любимых мелодий. Будь проклят тот день, когда она согласилась на брак с этим мягкотелым болваном! Соединение с Семьей позволило ее родственникам почувствовать спокойствие и ввергло ее саму в пучину неудовлетворенных желаний. Муж и его сын от первого брака были бы даже приятны, но давление этой Семьи, к которой они принадлежали, пересиливало мягкость их натур.

С детства приученная трезво мыслить, она прекрасно понимала, что жизнь под бдительным надзором охранников обрекает ее на беспрекословное подчинение всем условностям и правилам игры. Любое отступление от норм Семьи грозило неприятностями не только ей. Она знала, что благополучие всех ее родственников прямо зависит от ее благоразумия.

Часто ей хотелось сделать что-нибудь такое, что стало бы для всех них смертельным.

Как часто, уловив обрывки указаний людям из службы безопасности, она потом находила материальное подтверждение этим словам в разделе некрологов и стихийных бедствий официальной газеты!

Уйти от бездушности машины, проскальзывающей в упорядоченном быте Семьи, ей позволяло только созданная ею самой стена из звуков и настроений. В глубине души Анзилла сознавала, что ее уединенность в музыкальной комнате находится на грани дозволенного. Ей доставляло удовольствие такое балансирование. Она знала, что пока муж не произнесет первого слова, она в безопасности.

Но и этот уголок ее убежища дал трещину. Со дня похорон старого главы Семьи муж не приходил на ее половину. Значит ли это, что новая роль в Семье заставила его по-иному взглянуть на ее прихоти? Для сохранения положения надо было срочно что-то предпринимать, но она почему-то чувствовала, что ее действия не совпадут с ожидаемыми.

Анзилла просунула руку под расшитую подушку и погладила рукоять кинжала. Лицо ее исказилось в яростной гримасе.

Словно отвечая ее жесту, дверь в комнату приоткрылась и появилась голова мужа.

Накопленная за долгие годы ненависть выплеснулась в едином порыве. Лицо мужа запрокинулось, безвольно уступая руке, вцепившейся в его волосы. В его глазах отразилось облегчение от того, что смерть, наконец, пришла, и проявилась в знакомой форме.

Анзилла ощутила хруст подавшейся под ножом гортани и пульсирующую теплоту крови, толчками выплескивающейся ей в лицо. Соленая влага на губах означала долгожданную свободу. Она приникла губами к ране и сделала глоток. Где этот крысеныш? Я заберу с собой и его!

Тряпичная кукла, бывшая ее мужем, отлетела в сторону, сбив подбежавшего охранника с ног.

Анзилла бросилась по коридору. С ее ножа и губ слетали капельки крови.

Сэм не смог издать ни единого звука.

Левая рука его непроизвольно дернулась ко рту, останавливая приступ тошноты. Фигура с окровавленным ножом сдвинулась сквозь застилавшую глаза пелену еще ближе. Оскаленная пасть чудовища извергала слюну и безумный рев.

Нож поднялся вверх, заслоняя собой все окружающее. Сэм услышал удар грома и потерял сознание. Он не почувствовал, как на него брызнули теплые капли того, что раньше было человеческим мозгом.

Джейген Бансог был обучен действовать быстро и всегда в интересах Семьи. Он не заколебался ни на секунду, когда направил пистолет на безумную женщину.

Грозное оружие выстрелило только один раз.

Труп и грязное пятно не стоили внимания.

Джейк нагнулся к мальчику, сотрясаемому приступами рвоты и поднял его на руки. Уходя, он зло бросил растерянному охраннику, испачканному в крови господина:

– Что встал, объявляй тревогу!

Victims. Сумасшествие мачехи (М).

Наличие дополнений в акустической системе Анзиллы скрыть сложнее. Поэтому он и не пытался этого сделать. Уничтоженная микросхема сменилась тоненьким проводком, идущим от усилителя. Пусть теперь служба безопасности ломает себе голову над тем, зачем понадобилось покойной транслировать свою безумную музыку в электрической сети дома.

В лучшем случае это сочтут очевидным признаком ненормальности, в худшем — заподозрят покойную в заговоре и покушении. В любом случае он останется вне подозрений — виновник уже мертв.

Убийца еще раз поразился изобретательности и глубоким познаниям ведьмы. Он больше не сомневался в существовании источника таких знаний. Книга, скорее всего, книга, в которой описаны методы тысяч “чистых” убийств. А все вместе называется магией! Вот как техника осуществляет проклятия ... Технология проклятий!

Воспользоваться явно начинавшейся шизофренией женщины было блестящей, хотя и довольно примитивной идеей. Простота имеет меньше неопределенных последствий. Надо только найти правильный подход к осуществлению “простой” идеи. Внушить идею убийства легко, даже легче, чем совершить убийство самому. Главное — выбрать из множества доступных методов не оставляющий следов. Ему предстоит многому поучиться у ведьмы.

Или у ее книги.

Простейшие гипноизлучатели, такие, которые парализовали старика, не годились. Для внушения на расстоянии без зрительных образов идей, а не простейшей блокировки движений, требовалась стационарная аппаратура и работа десятка специалистов. Сам он, обладая лишь начатками Силы, не мог совершить этого.

Внушить идею убийства смогла маленькая коробочка, посылавшая фразы: “Убей, убей, ненавижу мужа, убей, проклятый дом, убей, убей, заперта в клетке, стены, стены давят, убей, убей, УБЕЙ!” Оборудовав свою музыкальную студию, женщина своими руками создала себе эшафот. Слабенький сигнал прорывался в динамики и разрушал ее мозг, как капли воды точат камень.

Обстановка, сгустившая краски в доме, прорвала плотину быстрее, чем ожидалось. К счастью, Семья перешла на осадное положение, его не выпускали в город и он оказался в центре событий. Поглощенный всплеск эмоций поднял накапливающуюся в нем Силу на немыслимую высоту. Ощущение урагана, запертого в нем и готового вырваться по его желанию, стало наградой за изгнанные в закоулки души угрызения совести.

Он чуть не потерял сознание, когда жажда убийства, смешанная с осознанием собственной смерти, изверглась из ее души, наполнив его Силой. Если бы только она успела зарезать мальчишку!

Убийца не сознавал, как страшно изменилась его душа, исковерканная предсмертными всплесками ужаса его жертв. Трещина в его душе, благодаря которой он оказался послушным орудием ведьмы, сейчас состояла основную черту его характера. Наполнявшая его энергия была сродни той, которой упиваются хищники, терзающие тела своих жертв, и вампиры, пирующие на телах оцепеневших людей.

Разум, потерявший власть над собственными порождениями, пытался обмануть себя, создавая завершенные и раскрашенные картины происходящего. В его душе горела лишь жажда крови и убийства, а остатки старых идей о совершенном мире с ним во главе, о мудром вечном правлении лишь утешали то, что оставалось в нем человеческого.

Буря темных сил бушевала на задворках сознания, сокрушая преграды и подбираясь все ближе. Технология проклятий не давала сбоев. Тщательно подобранный и обработанный инструмент должен быть уничтожен после использования. Магия не оставляет следов. Убийца не понимал и не мог понять, что наиболее заметным инструментом в этом деле был он сам.

Посеянные в его душе семена уничтожения взойдут и расцветут пышным цветом, сгорая и сжигая его самого. Несколько аккуратно наложенных заклинаний отравят его, запутывая в несбыточных мечтах и бессвязных планах покорения вселенной. Вспышки Силы до дна вычерпывают колодцы человеческой жизни. После окончания работы изготовленный ею инструмент распадется в труху. Сухая оболочка поддается пламени и его не станет.

Просто убить человека ножом. Сложнее заставить нож двигаться усилием мысли. Заставить другого сделать это за тебя, считая при этом этот поступок своей волей — вот Искусство, а не “технология” проклятий. Грубая Сила подвластна многим — зажечь огонь, взлететь, разрушить дом. Именно этими прегрешениями и заслуживают люди восхождения на костер.

Ощутить сложность мира, увидеть пересечения линий и путей, легкими штришками заставить мир идти по другому пути. Слиться с окружающим, плыть в его волнах, но не отдаваться на их волю, не терять нитей своего “я”, дано немногим. Искусство, доступное избранным.

Отречение от собственных проблем, прощение обид, мученичество и терновый венец. Ничто не дается даром, ничто не достигается без потерь. Тот, кто может словом и жестом уничтожить мир, с благоговением наблюдает за ростом цветка, напрягает волю и разум, удерживая человечество на краю обрыва. Совершенство власти порождает стальные путы ответственности.

Скопление богатств превращается в безумное ничто, управление безвольными марионетками убивает собственную волю.

Не будет пути перед теми, кто открыл себе вход на дорогу Силы кровью и жертвами. Разрушение несет в себе собственный конец.

Симметричности власти и спираль развития. Монолит взрывается от прикосновения луча света. Множество водоворотов образуют гармонию созидания.

Конца нет, нет остановки. Тот, кто страшится собственной смерти, не может угадать своего жизненного пути.

Разрушающая Сила превратится в прах, пожрет саму себя. Близится завершение.

Будь проклят, убийца!

History. Убийство ведьмой СК.

Колдун умер тогда, когда произнес:

– Месть, девочка моя, это не то, ради чего стоит жить, и, тем более, умереть.

Дарса повторяла эти слова всегда, когда его лукавые глаза возникали в ее памяти. Если бы он был жесток к ней, обращался с ней, как с рабыней–наложницей или хотя бы как со служанкой, ей было бы легче убить его.

Месть была главным, из-за чего она не ушла из этого мира, если не под кнутом палача, то позже. краткий миг счастья и столь же краткий миг смертельного ужаса — вот все, что память удержала из ее жизни. Жизнь в деревне, смерть родителей, полуголодное существование стерлись, сгладились в серой дымке однообразия. Ненависть помогала ей жить, заставляла, стиснув зубы, прорываться сквозь нескончаемый поток мягких слов колдуна.

Из великолепия мироздания, раскрываемого перед ней, она вырывала все, что могло послужить мести и все, что являло собой смерть.

Она убила своего учителя, когда почувствовала, что не сможет дальше сопротивляться, что станет ласковой кошкой, греющейся у него на коленях. Она стерла улыбку с его лица и его самого с лица земли, но и мертвый он одержал над ней победу. Сладость мести обернулась горьким разочарованием. Огонь ненависти перегорел в ней, оставив белые хлопья пепла, бесплодного и холодного.

Она воспользовалась единственной приманкой, единственным слабым местом колдуна, о котором она знала — собой. Подготовка к страшному вечеру потребовала всех ее сил.

Пробивающаяся зелень молодой листвы, пение птиц, весеннее солнце, ускоряющее бег соков во всем живом, сделали колдуна чувствительнее к дарам судьбы. Удивительно, но он чувствовал себя не более молодым. Прилив сил оставил его тем, кем он был. Потерявший счет своим годам старик не ощущал порывов стать безответственным мальчишкой.

Растаявший на душе молодой женщины лед согревал его ровным огнем, возле которого так любят греться старики. Затянувшиеся вечные поиски требовали отдыха. Пройдет время, и из ее привязанности вырастет настоящая любовь. За века он не разучился ценить это чувство.

Сегодня она попросила его, краснея и теребя подол бесформенного грязно–коричневого балахона, привезти ей из очередной поездки в город серебряное колечко. Она, видите ли, работала в свободное время над необычным заклинанием! Чисто женская простота и хитрость уловки восхитила его.

Наконец–то она отбросила черноту своих мыслей и вспомнила о том, что она женщина, и, следовательно, ей необходимы украшения. Это она–то, с наслаждением отказывавшаяся от любой мелочи, позволяющей облегчить жизнь. Она загнала себя в рамки, жестокости которых позавидовал бы наиболее садистски настроенные настоятель монастыря.

Выслушав ее просьбу, колдун припомнил, как давным-давно какой-то записной шутник доказывал, что одним из неоспоримых преимуществ бороды является возможность скрыть улыбку. Может быть, ему просто следовало бы приказать ей прекратить истязать себя? В конце концов, все его прямые приказания она выполняла беспрекословно, не стала бы и противиться новому платью или красивой броши.

Он достал колечко из глубокого кошеля. Не осмелившись заменить дар чем-нибудь более дорогим, он выбрал кольцо, отличавшееся изысканным узором. Свернувшаяся серебряная змейка не станет причиной нового захлопывания девушки в раковину отчуждения, и все же, бесспорно, красива.

Может быть, наложить на колечко свое заклятие, по чуть-чуть преодолеющее ее отшельничество?

– Убери свою магию от моего кольца, грязный старик!– раздавшиеся в благостной тишине вечернего леса слова прозвучали, как пощечина. Рука колдуна непроизвольно отдернулась от хрупкой вещицы и огонек энергии развеялся в охватившей его тоске.

Появившийся перед ним образ ученицы был простейшим посылом изображения. Ослепительно белая фигура, по которой прокатываются отблески красного. Она достигла безусловного прогресса. Точеной фигурой в атласном облегающем платье можно залюбоваться, но откуда это выражение высокомерного презрения на знакомом лице? Неужели ласковость последних дней и маска подчинения, носимая всегда, были лишь позой, скрывающей отвращение к порокам ... грязного старика?..

Застывшая в скорбном молчании фигура на вороном коне. Смолкший лес, тучи, затягивающие зимней синевой розовый весенний закат. Холод, потянувшийся туманом по земле.

– Получи МОЙ подарок!– лицо и фигура стерлись.

Кольцо в руке колдуна запылало багровым пламенем. Боль в обожженной руке. Он отбросил потекший металл. Капли сверкающего серебра сверкали в воздухе, собираясь в сверкающее копье. Неуловимым движением оно рванулось вперед.

Универсальный охранительный жест сбил скорость и форму. Хрип рухнувшего под ним коня показал, что его мишенью был не он. Она губит все, что дорого ему! Она сам дьявол! Разрушение, вселившееся в тело молодой женщины.

Впрочем, есть способ добраться до нее и побыстрее, чем верхом. Собрав энергию в кокон, он швырнул себя в свою комнату.

Разреженный воздух и отсутствие опоры под ногами. Миг растерянности стоил ему насильственного переноса в обратном направлении. Набранная за секунды падения скорость ударила его об острые камни и корни. Она многому научилась. Сменить вектор телепортации? Хорошо, что она не догадалась отправить его под воду.

Горькая душевная обида и физическая боль заставили отбросить церемонность. Плотный колпак энергии окутал его собственный дом, ставший цитаделью врага. Мгновение он боролся с желанием покончить с ней одним ударом.

Может ли быть, что все проскакивающие сквозь замкнутость искорки тепла были лишь притворством? Еще жива была дурацкая надежда, что все это только проявление кризиса, означающего пробуждение души.

Сгорбившийся колдун побрел пешком. Холодный вечер сможет разогнать темные мысли, поднятые со дна. Он прихрамывал и старался не вспоминать о верном коне, пораженном в сердце серебряным копьем.

– Кр-ра?– тихо прозвучало с верхушки сосны. Старая ворона глядела на него одним глазом, прикрыв другой в знак понимания. Ее укоряющий взгляд согрел болевшее сердце. Ворона никогда не одобряла его увлечения этой девушкой.

– Иди сюда,– улыбнулся колдун.

Протянутая навстречу рука заставила демона третьего порядка принять настоящую форму.

– Она научилась и этому,– успел подумать колдун, когда алмазные когти впились в его горло.

Молодая женщина рухнула на пол и зарыдала, почувствовав, как разрывается сеть золотого шатра над домом. Смерть колдуна обернулась гибелью множества прекрасных цветов и сияющих картин, созданных его Искусством.

Дом наполнился тлением и пустотой. Словно пыль столетий опустилась внезапно на его обветшавшие плечи.

Освободившаяся настоящая ворона неодобрительно поглядела на плачущую убийцу и тяжело полетела прочь от опустевшего дома.

Spirit. Создание демона–мстителя.

Визит представителя семьи, тем более наследника, активно участвующего в ее политике, польстило самолюбию колдуна. Вместе с тем, он не питал иллюзий относительно последствий предстоящего разговора. Задаваемые сильными мира сего вопросы и поручаемые задачи редко бывали приятными или легкими. Политики прибегали к магии в случаях исключительно запутанных и непременно с целью изменить расстановку политических сил.

Желания вмешиваться в хитросплетения интриг у колдуна не было. Становиться фигурой, действующей на поле, и подвергаться ответным действиям — нет уж, увольте! Однако спорить с важными персонами, и, тем более, уклоняться от их поручений невозможно. Это одна из привилегий властителей, с которой они расстаются только вместе с жизнью.

Колдун приготовился к почтительному вниманию. Проявить что-либо большее минимальной независимости суждений, глупо и рискованно. В свое время он поддерживал дружеские отношения со многими правителями. Это придавало ему некоторую гордость и научило не проявлять ее перед могущественными незнакомцами.

Сухощавый молодой человек не стал тратить силы на поддержание покровительственного тона. Отбросив мантию своего положения, он перешел на тон уважающих друг друга людей. Изящество, с которым это было проделано, приятно поразило колдуна. Несмотря на молодость и отравляющую суету власти, юноша обладал ясным умом и достаточной гибкостью. Умение выбрать нужный тон разговора — одно из наиболее редко встречающихся качеств правителя. Колдун мысленно склонил голову перед блестящим будущим, ожидающим этого юношу. Не вызывало сомнений, что под его руководством семья перестанет быть одной из и станет Семьей.

Колдун внимательно следил за ходом разговора, понимая, что сейчас происходит предварительное прощупывание, предназначенное определить, заслуживает ли сидящий в витом кресле старик чести быть посвященным в планы Семьи.

Прощупывание было ненавязчивым и завершено быстро.

– Моя просьба предельно проста. Я хочу,– колдун отметил про себя это “я”,– чтобы вы создали нечто, могущее отомстить в случае гибели члена Семьи или ущерба, нанесенного ее безопасности. Совершенно необязательно, чтобы созданная вами вещь была в состоянии действительно сделать это. Я покупаю не ваше искусство, а лишь ваше имя. Достаточно будет известия, что вы сделали это, и наличия некоей вещи, в которой владеющие Силой смогут распознать мстителя.

Колдун расхохотался. Оборвав смех, он сказал несколько обескураженному таким поворотом дела посетителю:

– Впервые нашелся человек, точно знающий, чего ему нужно от колдуна. Да еще при этом ему и не нужно выполнения этого задания. Это звучит как вызов моим силам — я не сомневаюсь, что именно этого вы и добивались,– смущение, проступившее на лице молодого человека показало, что он угадал,– но я выполню вашу просьбу не из-за глупой гордыни, а потому, что предвижу возвышение Семьи и вашу судьбу. Я вложу в этого демона–мстителя все свое умение. Тот, кто рискнет усомниться в действенности магии, будет несказанно удивлен.

Юноша поежился. От колдуна веяло первобытной энергией. Ему показалось, что по его затылку прокатилась волна обжигающего холода. Впервые он усомнился в том, что трезвый взгляд на магию с позиции науки соответствует действительности. Если управление энергией так легко описывается, то пусть кто-нибудь опишет пронзительный огонь в глазах старика и его расправившиеся плечи. Откуда тогда взялся этот животный ужас?

Несколько умело брошенных слов сделали свое дело. Город с боязливым любопытством жался к стенам, когда высокая фигура на вороном жеребце вихрем пронеслась по улицам. На пороге дома Семьи колдуна встретил сам молодой наследник. Что скрывал сверток, который сжимали руки в перчатках? Только ли вздорный слух, что колдун не снимает их никогда, скрывает когти? И что трепетало в воздухе за скачущей фигурой? Плащ или огромные крылья?

Над каменной громадой дома повисло темное безмолвие.

Демон–мститель внимательно следит за вами, не ходите возле дома. Не думайте плохо о Семье, не смейте перечить ее решениям. Что может маленький человек против магии, если сама церковь не произносит ни слова против?

Victims. Вербовка охранника.

– Я плачу золотом,– эти слова решили дело. Апломб и уверенность в продажности всего мира указали лучше регалий, манер и богатой одежды, что перед Дарсой стоит человек, привыкший повелевать.

– Никогда не пытайся отказывать в выполнении просьбы людям, чья близость к власти очевидна. Тем более, если они платят наличными,– всплывающие в памяти слова и жесты колдуна будут ее проклятием до самой смерти. Ведьма смирилась с этим, и ее лицо не выдало ни боли от воспоминаний, ни изумления при виде такого богатства, небрежно кинутого на стол.

– Все члены Семьи умрут,– сказала она ровным голосом. Фраза прозвучала зловеще.

Посетитель развернулся на каблуках и вышел, не добавив ни слова. Отсутствие дополнительных условий и требований яснее всяких слов показало наличие серьезных намерений и стоящей за посетителем силы. Говорить было не о чем. Задача предельно ясна и предельно трудна. Пытаться пробить десятилетиями устанавливавшуюся монолитность Семьи — просто самоубийство.

Мешок золота не только богатство, но и лучшая метка, носимая ей, а также и премия, получить которую не откажется ни один охотник на ведьм. Избежать этого поручения невозможно, значит, надо его выполнить. Она погрузилась в размышления. Выполнить данное обещание — только половина проблемы. Ей следует позаботиться и о опасности, грозящей со стороны нанимателя. “Молчат только мертвые”,– этот образчик мрачного юмора колдуна отнюдь не прибавлял ей хорошего настроения.

Если бы ведьма проследила за вышедшим из хижины человеком, она была бы сильно удивлена, переоценила происходящее, сделалась богатой и осталась жива, но ее воображение захватило предстоящее событие — убийство Семьи. Она также подвергалась иссушающему тлению, неизгладимому отпечатку, накладываемому Темной стороной Силы. Принесенная в жертву девушка открыла ей путь к могуществу, но своей смертью подталкивала Дарсу к пропасти.

А лицо вышедшего за дверь человека исказилось в гримасе ненависти. Оно утратило живость, движения человека стали напоминать походку марионетки, управляемой усталым фигляром.

Губы человека приоткрылись, обнажая заблестевшие в лунном свете клыки. Хриплое рычание вырвалось из его горла.

– Она посмела глядеть на меня с вожделением,– глухо прохрипел он.

Человек больше не заботился о том, чтобы изображать присутствие разума. Направлялся он вовсе не к ближайшему селению. Не разбирая дороги он двигался к одному ему известной цели, продираясь сквозь кусты и проваливаясь в мокрый мох.

Наконец, он достиг берега темного озерка, окруженного искривленными соснами. На мгновение задержавшись на берегу, словно он боролся сам с собой, человек ступил в воду, с трудом преодолевая ее сопротивление. Плыть он не пытался, дрожа всем телом. Казалось, его тело отчаянно борется с волей, неминуемо приближающей гладь воды к его лицу.

Голова еще была на поверхности, когда ноги его нащупали скрытый в иле корень. Выдохнув воздух, странный купальщик, нырнул и втиснулся под этот корень, закапываясь в грязь и лишая себя возможности двигаться.

Он вовсе не был водяным созданием. По телу самоубийцы пробежала судорога, и он навсегда покинул мир живых. Благодаря такой предосторожности его тело превратится в прах быстрее, чем кому-либо взбредет искать его именно тут.

Застывшая после окончания последних судорог умиравшего поверхность воды сморщилась под дуновением незримого ветерка. Дух убитой ведьмой девушки отдыхал от трудного дела — управления телом не принадлежащего ему человека. Вселение в человека совсем не такое привлекательное для духов дело, как может показаться из страшных рассказов при потушенном свете.

Тем более, что человек, которым пришлось пожертвовать — собственный брат, испытывавший к сестре не совсем братские чувства и позволивший им взять верх при появлении призрака. Жаль, приятный был мальчик!

Лес застонал от ужаса, когда под сверкающей луной прокатились волны адского смеха. Скоро, скоро, с ведьмой будет покончено. Демон–мститель, служащий Семье сможет отомстить и за нее. У нее самой не хватит на это могущества, но зато хватит сил расхохотаться в лицо умирающей ведьме.

Она взвилась в воздух, приветствуя новое время, открытое для Властелина Мрака.

Долгие дни, потраченные на изучение Семьи, не прошли даром. Дарса наконец нашла ту щель в грозной цитадели, сквозь которую сможет пробраться и смертельно ужалить змея. Щель превратится в ущелье и здание могущества обратится в прах, оставив после себя лишь бесформенную груду пепла.

Давление традиций и жестокость самоконтроля самой могущественной силы в государстве вынуждают рядовых ее членов искать забвения в мелочах, снимающих напряжение и занимающих ум.

Один из охранников Семьи проводит все свободное время в поисках волшебных амулетов и старинных рукописей. Что ж, она приобщит его к знаниям. Такой сильный и пылкий мужчина станет хорошим учеником.

Учеником, любовником и убийцей.

Victims + Spirit. Полуфинал.

Последний оставшийся в живых представитель Семьи тщетно пытался унять дрожь пальцев. Ощущение собственного бессилия перед судьбой усиливалось с каждым днем. Перст могучего божества указывал на него, отбросив прочь всех дорогих ему людей. Борьба с невидимым противником утомила его, временами ему хотелось поменяться местами с племянником, лежащим в постели под неусыпным надзором сиделок. Чудом не задетый ножом сумасшедшей, мальчик находился в глубоком шоке.

Когда он упал, залитый чужой кровью и собственной рвотой, весь дом слышал его бессвязные крики:

– Не дайте проклятию сбыться! Не пускайте демонов в дом!

Даже Джейк, огромный охранник, за минуту до этого хладнокровно пристреливший жену своего хозяина, был испуган этой вспышкой. Тогда он растеряно прижимал к себе Сэма, гладил его по голове и пытался произнести что-то успокаивающее.

Ветер выл в камине опустевшей цитадели Семьи. Демон находился здесь. Легко обнаружить демона той, которая сама не живет на свете. Она обнаружила клетку демона неделю назад. Ощущение неистовых попыток вырваться на волю усиливало ее отчаяние. Каков же ритуал освобождения? Судя по тому, что его не освободили, старик унес это знание в могилу. Сила демона была надежно заперта в своей тюрьме.

Если бы только ведьма попыталась уничтожить Семью с помощью колдовской Силы! Магические анализаторы, принадлежавшие Семье, не пропустили бы такого нападения и служба безопасности нашла бы способ разделаться с ведьмой и без помощи демона. Но все тщетно.

Убийство следовало за убийством, а ведьма находилась в безопасности. Гибель людей не задевала полустертый призрак жертвы, ее терзала только жажда мести. Месть, месть не совершалась!

Сэма мучили кошмары. Он снова и снова видел сцены гибели родных, свидетелем которых он стал. Неестественность положения, в которое он попал, отсутствие логики, отрицание самой жизни. Мир, который воспитал его, смялся как картонная коробка, развеялся ветром, как ворох ненужной соломы. Сэм ощущал себя игрушечным зайцем, которого заставили играть роль волка.

Когда он не забывался во сне, кошмары реальности мучили его еще сильнее. Зло, поселившееся в доме, наблюдало за ним. Черный свет, исходивший от зла, достигал и кровати, на которой Сэм лежал. Сэм отбрасывал его щупальца, но зло продолжало свои попытки. Он проговорился о проклятии и теперь зло знало, что Сэм ощущает его и ненавидело его еще сильнее, так, как это возможно.

Когда Джейк заглядывал в комнату, черный свет становился слабее, но с каждым днем зло подбиралось все ближе.

Убийца бессильно лежал в кресле и с ужасом думал, что проиграл. Случайно обороненная кем-то фраза напомнила ему, что раз в полгода, когда природа переходит от лета к осени и от зимы к весне, все члены Семьи проходят очистительный ритуал. Каждый из них кладет руку на небольшой каменный шар, установленный на бронзовой подставке под портретом первого Главы Семьи. Общность подтверждается вспышкой магической свечи под портретом.

Предатель награждается красным сполохом. Он не сомневался, что найдутся те, кто выстрелит по нему первым.

Все планы пошли прахом. Он никогда не задумывался о сущности этой церемонии, как никогда раньше ему не приходилось замышлять предательство. Для каждого, принятого Семьей, сама возможность измены была немыслимой. Значит, они ошибались. Он же смог подняться над их церемониями и закостенелой строгостью. Даже сейчас, понимая, что завтра станет мишенью для своих бывших друзей, он не желал ставить их на один уровень с собой.

Страх закрался в его исковерканную душу. В его бесстрашное сердце закрался страх. Нанесенная ведьмой рана сломала его, превратила в игрушку. Завтра его бывшие товарищи с презрением отвернутся от его исковерканного тела. Они вспомнят, как изменилось его поведение за последние дни. Враг будет найден не снаружи, а внутри.

Он нервно сжимал пальцы на рубчатой рукояти пистолета. Бежать или подавать в отставку поздно. Это еще яснее укажет на него. Скрыться от мести Семьи не сможет даже полностью обученный и куда более могущественный колдун, чем он. По вискам убийцы струились капли пота. Собственная смерть казалась невероятной. Трясущиеся руки сжимали воплощение этой смерти. Завтра сотни визжащих пуль вопьются в его тело, каждый станет стрелять, выплескивая боль и ненависть последних дней.

Дверь в комнату отворил начальник смены:

– Корн, тебя вызывает...

Он не успел удивиться, а убийца осознать, что завтра еще не наступило. Пистолет выплюнул всю обойму. Напряженные мышцы нашли разрядку в овладевшей его сознанием жажде убийства.

Тяжелые пули разнесли в щепки филенку. Тело убитого человека опрокинулось, как под ударами молота. В дыму и запахе крови убийца осознал, что жизнь его подходит к концу. Его звериный вой огласил здание.

Пусть умрут многие! Он унесет с собой тех, кто окружал его долгие годы, и будет с ними в загробном мире.

Полумертвый от наркотиков человек встретил свою смерть с облегчением. Увидев на пульте охраны вспышку тревоги и услышав эхо выстрелов, он понял, что проклятие пришло к нему.

Соблюдая ритуал, он проделал операции по приведению системы обороны в состояние отражения внутренней атаки. Семейная честь обязала его сохранять полное спокойствие, даже вызванная наркотиками подавленность исчезла без следа.

Спокойствие не мешало существованию безразличной мысли, голос Сэма звучал в его ушах снова: “Проклятье не остановить, оно действует”.

Ему стало грустно, когда в ворвавшемся убийце он узнал одного из охранников внутреннего круга.

Как и подобает члену Семьи, он выхватил пистолет и ритуальный нож. Вид окровавленного гиганта с безумным взглядом и тел охранников, пытавшихся преградить ему путь, не заставил его отступить.

Пистолет дал осечку, а нож вывернулся в руке, пронзив грудь хозяина. В последнее мгновение ему показалось, что клинок испускает темное сияние, а затем наступила вечная тьма.

Сэм проснулся от черной вспышки, уничтожившей все призрачные фигуры его снов. Через несколько секунд в доме прозвучали первые выстрелы и ворвавшийся Джейк застал Сэма одетым. Он ничуть не удивился этому, только отшвырнул в сторону пытавшуюся помешать сиделку и вскинул Сэма плечо.

Джейк нес его в единственное надежное укрытие — прочь из дома. Атака изнутри не может поразить то, что не находится в нем.

Убийца мельком взглянул на пустую кровать в лазарете. Конечно, Джейк никогда не ошибается. Он пытается спрятать мальчишку вне здания.

Кратчайший путь наружу кишел охранниками. Он выпустил по ним несколько пуль. Ярость застилала ему глаза. Молнии вместо пуль разносили в щепки самые толстые стены. Его тело содрогалось от толчков пуль, но горячка боя и Сила не давали ему умереть.

Он бросился прочь. Убив Сэма, он станет непобедим.

Вокруг него бушевал ураган.

Последние силы погибшей девушки иссякали. Образ брата становился ближе, чем реальный мир вокруг. Убийца достиг своей цели, а демон заперт в клетке. Она исчезнет, а ведьма останется в живых.

Прежде, чем исчезнуть навсегда, она сделал еще одну попытку.

Костяное распятие, посвященное забытому богу, сорвалось со стены и легло под ноги сумасшедшему. Разлетевшиеся осколки белой кости не задержали убийцу ни на миг.

В распахнувшейся двери каминного зала появилась фигура Джейка. Он успел нацепить бронежилет и взять пулемет. Пули с хлюпаньем входили плоть одержимого, замедляя, но не останавливая его. Джейк не сомневался, что сейчас умрет, но его смерть могла дать Сэму шанс уйти подальше.

Голубое пламя, вырвавшееся из пола за спиной бегущего, заморозило обоих.

Джейку виделся сон.

Из бликов огня, растекшегося по полу, собралась гигантская фигура. Она шагнула вперед, заслоняя небо. На ее фоне слабо мерцали черная аура убийцы и неясные остатки алого пламени.

– Тварь. Злобное ничтожество,– прогремел голос из глубины сияющей бесконечности. Алый огонь принял форму женщины с пронзенной грудью и растаял во всепоглощающем пламени.

Затем рука демона подняла с пола тело со множеством ран.

– Ничто,– с грустью произнес тот же голос. Рука демона швырнула изломанное тело в камин. На убийцу это не произвело никакого впечатления. Тело его умерло недавно, а душа давно.

Джейк лежал возле двери, не отводя взгляда от сияющей фигуры. Голова демона повернулась к нему. Взгляд ожег его своей глубиной и древней мудростью.

Демон медленно отвернулся, вгляделся в одному ему видимую цель и пропал.

Заполнившие зал люди с оружием в руках подняли охранника на руки, высвободили из оцепеневших рук пулемет и осторожно уложили на диван. Прежде чем потерять сознание, Джейк поразился благоговению, с которым они обращались с ним.

History + Victims + Spirit. Финал.

Дарса в раздумье крутила на пальце маленькое серебряное колечко. Дело с Семьей становилось все более запутанным. Человек, заплативший ей огромную сумму золотом за убийство, исчез бесследно. Она не могла обнаружить ни малейшего признака того, что какой-то из врагов Семьи получал от совершаемого ею выгоду. Начавшаяся война между кланами уничтожила почти всех противников Семьи, а оставшиеся были так ничтожны, что не смогли бы набрать такой суммы, даже продавшись все вместе в рабство.

После уничтожения Семьей последнего крупного клана, ведьма посчитала было заказ на проклятье делом рук герцога. Однако искренне внимание и присланные в помощь войска убедили ее в обратном.

Среди друзей также не наблюдалось признаков заговора. Может быть, ее наниматель стал жертвой мести со стороны Семьи в самом начале? Она начала обдумывать возможность прекращения убийств, но преображение охранника зашло слишком далеко. Завтра они исполнят ритуал, сегодня его ослепленный разум вспомнит об этом и жажда убийства, воспитанная в нем, возьмет верх. Сегодня Семья погибнет.

Чтобы остановить убийцу, придется использовать исключительно грубую Силу. Это сразу же выдаст ее. Нет. Нельзя сомневаться перед самым концом. Кто бы ни желал гибели Семьи, он своего добился.

Дарса запустила тонкое сканирующее заклинание. Она имитировала магическое внимание со стороны других людей. Осторожность оправдала себя. Дважды удар настигал тех, чье внимание она имитировала. Обмануть анализаторы магических атак несложно, главное — правильно выбрать подставную фигуру.

Ее изящное построение было сметено бушующей Силой.

“Проклятие” вступило в заключающую фазу. Но почему ощущение было иным, не таким, каким оно всегда было от ауры убийцы?

Вихрь мыслей был оборван сразу.

Пользуясь созданным ею вектором, чужая Сила ворвалась в ее убежище. Посреди комнаты возник голубой светящийся шар, набухающий с каждой секундой. Высший демон! Ее сила таяла в потока голубого света, изливаемого маленьким солнцем, по мере того, как в оформляющейся фигуре проступали знакомые черты.

Вот и настала расплата.

Она ждала ее.

В клубах голубого тумана возникало лицо старого колдуна. Высший демон является наилучшей копией своего создателя. Колдун считал Семью настолько близкой себе, что отдал ей самого себя. Это Судьба.

Она отняла у него все, что было ему дорого, сделавшись необходимой ему и отняв у него саму себя. Теперь его образ пришел забрать у нее жизнь.

Взор ведьмы затуманился, она осела на пол.

Откинувшаяся в сторону рука выпустила кольцо.

Дверь хижины отворилась и колдун вошел внутрь.

– Смерть соединила нас,– прошелестела мысль умирающей; ее губы прошептали:

– Ты пришел отомстить...

Демон мгновение смотрел на человека, затем мигнул и исчез.

Впервые за сотни лет на глазах колдуна появились слезы:

– Ты разучилась ненавидеть, но не успела научиться любить. Я дал тебе Силу, не излечив твою душу.

Кольцо, выкатившееся из ее руки, было точной копией того, которое он вез ей из города. Она пыталась убить его, и восстановила это кольцо, она отвергла его, но кольцо потеплело в его руке и тихонько запело. Она все-таки наложила на кольцо заклинание. Заклинание подснежника и весны...

Джейку показалось странным, что никто не обратил внимания на сияющего гиганта, возникшего посреди комнаты и двинувшегося к нему. Он с трудом поднялся навстречу демону. Умереть лежа казалось ему непристойным.

Глубокий взгляд демона, человеческие черты, проступившие на его эфирной фигуре.

Слившийся с демоном Джейк прошептал:

– Я сделаю этого мальчика великим.